Новый год был его любимым зимним праздником. Причем, именно Новый год, а вовсе не католическое Рождество, ставшее в последние годы, довольно популярным в Японии. Но сейчас, больше всего Мисаки радовало то, что именно этот новый год он будет встречать не с братом или университетскими друзьями, а с Усаги-саном. Поэтому-то уже неделю после занятий Мисаки метался по городу в поисках самого лучшего, самого личного подарка. Ему хотелось преподнести Акихико, что-нибудь удивительное, что-то, что тот запомнит на всю жизнь. Он даже был вынужден прогуливать последние пары, чтобы избежать навязчивой опеки, которой его окружил Усаги-сан, после той истории с его старшим братом. Ведь Акихико теперь всегда приезжал встречать Мисаки после занятий. Ну, как, скажите на милость, он может искать подарки при нем? Поэтому вот уже неделю уходил с последней пары, на следующий день отчаянно выпрашивая конспекты у Суми-семпая, который, конечно, измывался как мог, но списывать упущенные им лекции все же давал. Что по всему этому поводу думал Усаги, Мисаки понятия не имел, и, если честно, даже боялся спрашивать. Когда, измученный безрезультатными поисками, он возвращался домой, то непременно заставал того за работой над очередным романом, и ему ничего не оставалось, как заниматься приготовлением ужина. Что еще странно, Усаги-сан совершенно перестал приставать к нему. Не то чтобы Мисаки это огорчала, и так ему всегда казалось, что аппетиты Усаги несколько завышены. Просто странно было, что, продолжая спать в одной постели, они за эту неделю ни разу не занимались сексом. Нет, конечно, ему и не хотелось... ну, разве что, совсем чуть-чуть. Просто такие резкие перемены в отношении к нему Акихико, несколько смущали. А тот, как ни в чем не бывало, продолжал вести себя так, словно ничего не происходит.
Мисаки уже и сам не знал, радоваться ему или огорчаться. А подходящий подарок все не находился и не находился. Поэтому предстоящего праздника он ждал не с нетерпением, как бывало раньше, а с тихим ужасом. Когда до Нового года оставалось чуть менее трех дней, Мисаки не выдержал. Махнул рукой и на подарок, и на продуманный заранее праздничный ужин, только для них двоих. С трудом отсидел все положенные пары в университете и, увидев у входа знакомое красно авто, распрощался с Суми-семпаем и молча забрался в салон.
Усаги-сан не проронил ни слова. Всю дорогу до дома Мисаки мог наблюдать его точеный профили, не выражающий абсолютно ничего. От этого на душе становилось грустно, сердце словно сжимали ледяные ладони. Мисаки непроизвольно обхватил себя за плечи и даже, когда уже в гараже Усаги-сан отключил двигатель и вышел из машины, остался сидеть, просто не в силах ни пошевелится, ни хоть что-нибудь сказать.
Усаги лишь тяжело вздыхает, открывает дверцу, подхватывает юношу на руки и несет по направлению к лифту. Мисаки не пытается ни вырваться, ни еще как-то возмутится, чем удивляет не только себя самого, но и Усаги, который лишь сильнее прижимает его к себе и поднимается в квартиру. И отпускает только для того, чтобы открыть дверь. Мисаки прислоняется плечом к стене и начинает медленно оседать на пол.
- Мисаки, - Усаги обеспокоено смотрит на него сверху вниз.
- Я надоел тебе, да? Ты больше меня не хочешь? – сам не понимая, что говорит, тихо всхлипывает Мисаки, закрывает лицо ладонями и начинает плакать горько и отчаянно, как плачут маленькие дети. Усаги опускается перед ним на одно колено, снова берет на руки и вносит в дом. Садится на диван, устраивая продолжающего плакать Мисаки у себя на коленях.
Убирает от заплаканного лица руки и принимается собирать слезинки с его щек и ресниц губами. Юноша покорно замирает в руках мужчины, а потом порывисто обхватывает его за шею и, всхлипывая через слово, шепчет.
- Прости меня. Я так хотел... хотел подарить тебе, что-нибудь особенное, но так ничего и не нашел. Ничего...
- Так ты поэтому пропускал занятия и не давал мне встречать тебя? – ошеломленно выдыхает ему в затылок Акихико, просто не в силах сдержать счастливой улыбки. Ведь он сам уже весь издергался, прекрасно понимая, что если его мальчик устал от этих отношений, он все равно, ни за какие богатства мира, не согласится отпустить его.
Мисаки лишь отрывисто кивает в ответ. И переворачивается так, чтобы обхватывать бедра мужчины коленями. В таком положении Усаги просто не может не почувствовать, как он возбужден. Но того такое признание в том, что его близость до сих пор волнует Мисаки, да еще как волнует, только забавляет, ведь он сам, желает его не меньше. Похоже, неделя воздержания не прошла даром для них обоих.
- Ты так сильно соскучился по мне? – шепчет он в выглядывающее из волос ушко, которое тут же начитает мило алеть, но Мисаки лишь отрывисто кивает и сам, первым, тянется за поцелуем, отчаянно зажмуриваясь, чтобы не смутится еще больше, чем сейчас.
- Я люблю тебя, Мисаки, - шепчет мужчина нацеловывая тонкие ключицы, - Люблю лишь тебя одного.
- И я... – с трудом выдавливает юноша, отвечая на поцелуй. Отдаваясь на волю рукам и губам любимого. Позволяя ему делать со своим телом все, что только захочет. Лишь бы слышать биение его сердца, как своего собственного, лишь бы чувствовать тепло его тела рядом со своим. Дрожать от нетерпения и кричать в голос от кажущимся просто непереносимым наслаждения, от того, как он заполняет твое тело, становящееся в миг наивысшего наслаждение, словно и не твоим вовсе, а его, только его, навсегда.
Обмякая в сильных руках и почти теряя сознание от счастья, Мисаки успевает ухватить немного пугающую мысль – есть ли смысл искать подарок, когда можно подарить всего себя без остатка и навсегда?

***
- Ну и что ты подарил ему?
- Кому? – Мисаки секунду непонимающе смотрит на заговорчески улыбающегося ему Суми-семпая, а потом резко меняется в лице, мучительно краснеет и отводит глаза.
- Понятно, - ухмыляется семпай, пряча печальное выражение глаз под длинными ресницами, но Мисаки и так на него не смотрит, чтобы заметить это. И подытоживает, - Слишком личное чтобы об этом рассказывать.
- Ага.