Весна. Время нежных чувств, ярких надежд и любви. Время цветения сакуры – поистине самого прекрасного зрелища. Деревья окутаны нежно-розовым цветом от чего самая серая улица кажется наиболее романтичным местом на земле.
Такахаси Мисаки шел по длинной аллее и от нечего делать смотрел по сторонам. Легкие лепестки падали на лицо парня, путались в его волосах, и он, то и дело отряхивался. Сегодня они с Усаги-саном хотели пообедать и Мисаки ускорил шаг, так как помнил, что Акихико работал над очередным яойным романом, у него что-то не клеилось, Усаги постоянно ходил раздраженный, а в очередной раз стать «жертвой» писателя не входило в планы Мисаки и опаздывать не стоило.
- Я дома! – закричал Такахаси как только вошел, прикрывая дверь, и, оставив у порога сумку с книгами, устало развалился на диване. Он заложил руки за голову, от души потянулся и прикрыл глаза. Не прошло и секунды, как Мисаки почувствовал на своих губах уста Усаги. Писатель требовательно целовал парня, тонкими пальцами перебирая его волосы, осторожно поглаживал по щеке. Он легонько надавил на подбородок Мисаки, призывая его разомкнуть губы. Такахаси не успел возразить, и ничего более не оставалось, как повиноваться. Но ведь это нравилась… Черт подери, да, это ему нравилось, хотя юноша упорно отказывался признаться себе в этом.
- У тебя что, очередной приступ маниакальной нежности? – поинтересовался Мисаки, как только получил способность говорить, и, скорчив недовольную мордашку, стал выбираться из лап Усаги-сана.
Проигнорировав по сути риторический вопрос Мисаки, Акихико только крепче обнял его.
- Ты задержался. – Капризно проговорил писатель и игриво укусил парнишку за губу.
- Отпусти меня, чёртов извращенец! – завозмущался тот и, упершись руками в грудь Акихико, отстранился от писателя, густо покрываясь румянцем.
Не то чтобы ему было неприятно, просто лучше бы Усаги-сан коптел над своей книжонкой, чем приставал к парню, на которого, кажется, начинала действовать все та же проклятая весна, и безумно хотелось чего-то романтичного, но юноша тщательно скрывал свои желания, особенно от любимого.
- Мисаки… - томно прошептал Акихико на ухо Такахаси от чего по телу мальчишки, прошла легкая дрожь.
- Не надо… - слабо возмутился парень, чувствуя на своей шее теплые и ласковые губы Усаги-сана, а под майкой его тело уже поглаживали ладони писателя.
- Почему ты всегда так упорствуешь? – ехидно произнес Акихико, и, улыбнувшись, обвел языком вокруг пупка, скользнув в его впадинку, и прикусил нежную кожу, заставив Мисаки жалобно заскулить то ли от боли, то ли от возбуждения. Но, в любом случае, малолетний любовник Усаги больше не сопротивлялся, и напротив, он запрокинул голову назад, подставляя шею поцелуям мужчины, руками обвил его шею, и, прогнувшись в спине, прижался к Акихико всем телом.
- Ммм, какие мы сегодня податливые. – Усмехнулся мужчина и, прильнув к соблазнительно приоткрытым губам Мисаки, стал целовать. Не настойчиво, нежно, обводя языком по контуру, даря тихий восторг.
Такахаси скользнул руками по торсу писателя, и чисто автоматически, не задумываясь, что творит, принялся стягивать с Акихико рубашку, на что тот только усмехнулся, удивляясь внезапной смелости парня.
Вскоре майка и на юноше уже отсутствовала, сознание медленно отключалось, хотелось, только чтобы Акихико не останавливался, продолжал целовать, сводить с ума одним своим шепотом.… Уж что-что, а это он умел.
Мисаки и очухаться не успел, как Усаги-сан уже самым, что ни на есть нахальнейшим образом, придавил парня к кровати, и, расстегнув на нем брюки, стянул их вместе с бельем, оставив Такахаси полностью обнаженным.
С губ Мисаки сорвался тихий стон, когда язык Акихико коснулся его разгоряченной плоти. Неуверенно юноша провел пальцами по щеке Усаги-сана, и, положив ладонь на его макушку, стал перебирать мягкие пряди. Это служило таким себе молчаливым согласием.
Акихико чуть коснулся языком головки, провёл по всей длине повернул голову и облизал сбоку, намеренно касаясь живота кончиком языка, затем обхватил губами член любовника и стал медленно двигаться.
Это было так неправильно, порочно, противоестественно, но… так приятно и одновременно стыдно, от чего на щеках Мисаки появился румянец, он сдавлено выдохнул, почувствовав, что Акихико стал поглаживать ладонью по бедрам, немного сжимая разгоряченную кожу, посасывая головку, заставляя Мисаки прогибаться в спине, до боли кусать пухлые губы.
Терпеть больше не было сил и, запрокинув голову назад, Мисаки кончил, даже не пытаясь сдержать хриплого стона рвущегося из груди.
Акихико нарочно громко причмокнув, выпустил Мисаки, и прижал парня к себе, зарываясь пальцами в шелковистые волосы, покусывал за шею, тут же неторопливо залечивая поцелуями. Нет, это не поцелуи даже - легкое скольжение губ от кадыка к подбородку, движение, таящее в себе всю испытываемую мужчиной нежность.
Было приятно чувствовать, как учащенно бьется пульс под кожей, слышать хрипловатое тяжелое дыхание мальчика. Его мальчика.
Такахаси неуверенно поглаживал по спине Усаги-сана. Так хорошо, чувствовать его губы, его руки, осторожные, но настойчивые прикосновения, слышать запах Акихико – смесь аромата кофе и табака, ощущать на себе тяжесть его тела… в такие моменты Мисаки абсолютно точно знал – он любит. Да, он действительно любит этого писателя-извращенца больше всего в жизни, пусть, порой он не может сказать об этом Усаги-сану, ему не хватает смелости так же страстно целовать Акихико в ответ, но он любит. И единственное что Такахаси может сделать сейчас – это отдаться ему без остатка, до последнего вздоха, до последнего удара сердца, до последней клеточки юного тела...

А потом… нет, потом Мисаки не сбежал как всегда, а остался рядом с Усаги. Они просто обнимали друг друга, отдавая все тепло. А легкий весенний ветерок врывался в открытое окно, всколыхивал легкие занавески, наполняя комнату свежестью, иногда, на пол опускалось несколько нежно-розовых лепестков…
- Сакура… - в полголоса пробормотал Мисаки.
- Что ты говоришь? – невнимательно переспросил Усаги-сан отнимая от губ сигарету – неотъемлемую часть имиджа Акихико, и плевать хотел писатель на то, что курить вредно, а в постели еще и пошло.
- Сакура говорю. Когда цветет, то она похожа на сахарную вату. Не замечал? Сам цвет – это вата, только не белая как бывает, а розовая, а ветви как будто палочки, но которые вату обычно наматывают.
- Мисаки… Какой же ты милый. – Улыбнулся Акихико и посмотрел в окно.
«И впрямь, похоже». - Подумал Усаги, чуть крепче обнимая Мисаки.

Морщась от яркого утреннего солнца, зевая и натягивая футболку на ходу, Мисаки босыми ногами прошлепал на кухню. Он уселся на стол и, включив чайник, стал ждать, пока тот закипит.
- Что это…?
Чуть удивленно прошептал парень, обнаружив на столе стопку листов.
«Да, кажется у Усаги-сана среди ночи появилось вдохновение, и он таки дописал свой роман» - подумал Такахаси, привычно пробежав глазами по строчкам и тут…
«Когда цветет сакура, то она похожа на сахарную вату. Не замечал? Сам цвет – это вата, ветви - палочки» ЧТО?! Мисаки не поверил своим глазам…
«Он опять…опять…Ну гад такой, я тебе сейчас устрою!»
- УСАГИ-СААААН!!! – яростно вскричал юноша бросившись в комнату к Акихико. Ой зря он это сделал…..